Часы без стрелок - Страница 39

— Пожалуйста, не ругайся, Д. Т., сделай милость!

Мелон долго простоял на самом солнцепеке, потому что жена вмешалась не в свое дело. Потом он побрел без шляпы, с пакетом зелени под мышкой, к дому судьи. Судья сидел в библиотеке с закрытыми ставнями, и там же находился этот голубоглазый негр.

— Привет, Д. Т., привет, мое вам нижайшее. Вы-то как раз мне и нужны.

— Зачем? — Мелон был и обрадован и удивлен этим сердечным приемом.

— У нас час бессмертной поэзии. Мой референт читает мне ее вслух.

— Кто? — резко переспросил Мелон.

— Мой референт, Шерман Пью. Он великолепный чтец, и час, когда он читает мне вслух, для меня самое приятное время дня. Сегодня мы читаем Лонгфелло. Читай же, Макдуфф! — весело приказал судья.

— Кто?

— Я просто перефразировал Шекспира.

— Шекспира? — Шерман чувствовал себя не в своей тарелке и к тому же невеждой. Он ненавидел мистера Мелона за то, что тот пришел, когда читали стихи. Почему этот зануда не сидит в своей аптеке, где ему положено?

— Ну, вернись к тому месту:

На прибрежье Гитчи-Гюми,
Светлых вод Большого моря,
Тихим, ясным летним утром,
Гайавата в ожиданье
У дверей стоял вигвама.

Глаза у судьи были прикрыты, и он мерно покачивал в такт головой.

— Продолжай, Шерман.

— Не желаю, — угрюмо заявил Шерман. Вот еще, строить из себя мартышку перед этой занудой мистером Мелоном! Черта с два, он будет читать!

Судья почувствовал, что царившее тут благодушие чем-то нарушено.

— Да ты просто читай:

Тотчас взял он лук свой верный…

— У меня нет настроения, сударь.

Мелон слушал их, держа пакет с зеленью на коленях.

Судья почувствовал, что благодушной атмосферы, царившей в комнате, как не бывало, но желание дослушать прекрасную поэму было так велико, что он стал читать ее сам:

Дочь ночных светил, Накомис;
Позади ее вигвама
Темный лес стоял стеною —
Чащи темных, мрачных сосен,
Чащи елей в красных шишках,
А пред ним прозрачной влагой
На песок плескались волны,
Блеском солнца зыбь сверкала
Светлых вод Большого Моря.

— У меня быстро устают глаза в темной комнате. Может, почитаешь дальше, Шерман?

— Нет, сударь.

Эва-ия, мой совенок!
Что там светится в вигваме?
Чьи глаза блестят в вигваме?..

— Ах, какой поразительный ритм и какое изящество в этих строчках. Неужели ты этого не чувствуешь, Шерман? Ты ведь всегда так прекрасно читаешь бессмертные стихи!

Шерман упрямо выставил зад и молчал.

Мелон, все еще держа на коленях пакет с зеленью, чувствовал, что атмосфера накаляется. Что-то вроде этого явно происходило здесь каждый день. Непонятно, кто же из них сумасшедший? Старый судья? Голубоглазый негр? Он сам? Лонгфелло? Мелон вмешался, призывая на помощь весь свой такт:

— Я принес вам разной зелени из своего огорода и кольраби.

Шерман дерзко заявил:

— Ему этого нельзя есть.

Судья был очень огорчен.

— Что ты, Шерман! — взмолился он. — Я просто обожаю зелень и кольраби!

— В диете этого нет, — утверждал Шерман. — Зелень надо готовить с толстым краем говядины — там слой постного мяса и слой жира. В диете этого нету.

— Ну, а если положить тоненький постный кусок с тонюсенькой прослойкой сала?

Шерман злился, что мистер Мелон пришел в самое его любимое время, когда они читали вслух. Старый зануда из аптеки смотрел на них обоих, как на помешанных, и вконец испортил чтение бессмертной поэзии. Он назло ему не стал читать «Гайавату». Как же, будет он разыгрывать мартышку; пусть этим занимается старый судья, ему, видно, плевать, что про него думают, будто он вырвался из сумасшедшего дома!

Мелон попытался его успокоить:

— Янки на севере едят зелень с маслом или с уксусом.

— Хоть я и не янки, а тоже попробую есть зелень с уксусом. Во время свадебного путешествия я ел в Новом Орлеане улиток. Одну улитку, — уточнил судья.

Из гостиной доносились звуки рояля. Джестер играл «Линденбаум». Шерман бесился, что Джестер так хорошо играет.

— Я всегда ем улиток. Привык во Франции.

— Я не знал, что вы были во Франции, — сказал Мелон.

— А как же? Я недолго служил там в армии.

Зиппо Муллинс и правда служил в армии, он рассказал о своей службе Шерману разные истории. Но Шерман к большинству из них относился скептически.

— Д. Т., после прогулки по такому пеклу вам непременно надо освежиться. Как насчет джина с хинной настойкой?

— Это будет очень кстати.

— Шерман, приготовь, пожалуйста, нам с мистером Мелоном по стаканчику джина с хинной настойкой.

— С хинной? — переспросил тот недоверчиво. Правда, этот Мелон — аптекарь, но и он вряд ли станет пить горькую хину, да еще когда не работает!

Судья приказал властным тоном, словно Шерман был его лакей:

— Возьми в холодильнике. На бутылке написано «Тонизирующий напиток».

Почему ж так сразу не сказать? Тонизирующий напиток — вовсе не хина. Шерман это знал — он то и дело прикладывался к бутылке с тех пор, как служил у судьи.

— И положи побольше льда, — сказал судья.

Шерман пришел в бешенство не только от того, что ему помешали читать, но и от того, что им помыкали как прислугой. Он сорвал свою злость на Джестере.

— Что это вы играли — «Рокэбай Бэби»?

— Нет, «Линденбаум», я взял у вас ноты.

— Фу, хуже этой вещи нет среди немецких лидер!

Джестер, который играл с таким чувством, что даже прослезился, сразу же отошел от рояля. Шерман только этого и добивался: мальчишка слишком хорошо играл, особенно если вспомнить, что он читал ноты с листа.